В 1963 году школу 201 на Гродненском переулке сделали «школой продлённого дня» и родители перевели меня туда. Мы жили на улице Петра Лаврова, возле Таврического сада. Но когда я заболела астмой, оказалось, что в квартире есть какой-то аллерген и меня отправили жить к дедушке с бабушкой (маминым родителям) на Московский проспект, как раз напротив Сенного рынка. Стоило мне остаться ночевать в старой квартире, не только в нашей комнате, упиравшейся окнами в стену, но и в любой другой как у меня начинался тяжелейший приступ.
     Потому идея школы продлённого дня родителям очень понравилась, особенно то, что продлёнка находилась в отдельном здании, старинном особняке, бывшем детском доме.
     В этом же здании находились также кабинет рисования и мастерские для труда. Рисование преподавал Анатолий Маркианович Тишкин. Класс рисования был совсем не таким, как в 197 школе, где я училась раньше, он выглядел необычно, вообще не был похож на школьный класс. Там полукругом стояли настоящие мольберты. В центре – специальный столик с натюрмортом. Эти слова были для меня новыми.

     Через какое-то время Анатолий Маркианович предложил нам, некоторым своим ученикам, заниматься в художественных классах. Оказывается, у нас открылась Детская художественная школа. Родители пошли на собрание и были очень довольны, хотя в школе была месячная плата, в отличие от кружков в Доме пионеров. А семья наша жила более чем скромно, трое детей на две мизерных инженерных зарплаты. Родителям очень понравился Анатолий Маркианович и его энтузиазм. Мама в детстве занималась в Эрмитаже и поощряла мой интерес к искусству. Из нашего класса в ДХШ пошло несколько человек: я, Нина Кашицкая и другие, всех не помню.
     Для меня Анатолий Маркианович долгие годы был примером. С одной стороны – герой разведчик, с другой разносторонне образованный, увлеченный искусством педагог. Много позже я пыталась понять, откуда у него, «необразованного солдафона», столько вкуса и знаний?
     Он не просто учил нас рисовать, он «приучал к искусству» всех учеников, независимо от наших пристрастий, уровня понятий, характеров. У многих в доме никогда не было книг, кроме школьных учебников. Анатолий Маркианович читал нам стихи, ставил пластинки. Однажды, мы с подружкой зашли в школу, уже в новом помещении на Фонтанке, и застали его играющим на скрипке. Уже начались каникулы, в школе было пусто, он стоял у себя в кабинете и играл. Нас заметил не сразу. Не помню, что нам было нужно. Помню, что мы были заворожены, но как бы даже не удивлены – казалось, что он умеет всё. Он любил вести «беседы о жизни», на примерах, так , чтоб мы задумывались над проблемами бытия: что самое главное в жизни, чего мы хотим добиться, что можно и что нельзя.

     В новом здании на Фонтанке мы уже не так часто с ним виделись – он был директором, а учителя у нас были уже другие, но при случае он всегда меня останавливал, спрашивал, как дела и, если было время беседовал «о жизни».
     Потом в школе начались очень интересные специализации. Я выбрала отделение театральных кукол. Со мной учился Саша Прудников, ставший театральным художником. Мое окончание школы совпало с концом «Тишкинского периода» в ДХШ. Он как-то незаметно исчез в самом конце учебного года, ходили всякие слухи, шёпотом передавалось, что он бросил семью. Его взрослый сын Дима, часто бывавший в художке, тоже пропал.
     Должна сказать, что я попала в ДХШ довольно случайно, благодаря Анатолию Маркиановичу. Не учись я у него в 201 школе, не знаю, какую бы специальность выбрала. Но после окончания школы думала только о художественном вузе. Я закончила худграф института им. Герцена и уехала на Кольский полуостров, преподавать в детской художественной школе. Пример Тишкина и здесь был для меня незаменим.

Римма Маркова. Май 2013г.