• Искусство МЛ • К вопросу о современной академической живописи Стремительно надвигается 250-летие (17.11.2007г.) Российской Академии художеств - величественной и уважаемой мною организации. И, хоть на слове "академизм" лежит "печать почтенной скуки и давность пройденных наук", "датская" речь уже не может не излиться на головы МЛ-цев. Мне не один раз, и не два, приходилось задумываться, что же такое современный академизм, например, в изобразительном искусстве. В практическом отношении с призраком академизма приходилось мне сталкиваться не часто. В знаменитое здание Академии художеств на Университетской набережной в качестве абитуриента я наведывался дважды: в 1963 году сдавал экзамены в СХШ (не прошёл по конкурсу), в 1972 году пытался подать документы для поступления на скульптурный факультет (спасибо, не допущен к экзаменам, - избежал пятна во всю спину). Поступил в "Муху / Штиглы", правда не студентом, а препаратором мастерских живописи и скульптуры и учащимся подготовительных девятимесячных курсов. В подвале музея ЛВХПУ (зодчий М.Месмахер), я целый год прослужил под руководством незабвенного Эдуарда Осиповича Войткевича, каким-то боком примыкавшего к славному семейству Бенуа. В 1998 году мне случилось, уже как зодчему, потрудиться над реконструкцией учебного корпуса "Мухи" (СПГХПА), заключавшейся в устройстве на первом этаже здания архитекторов Р.Гедике и А.Кракау стеклодувной мастерской с приточной венткамерой (и вытяжной венткамеры на чердаке). По этому безрассудному проекту предусматривалось "украсить" дворовый фасад здания (противу музея) вытяжным воздуховодом диаметром (дай, Бог, памяти) триста пятнадцать миллиметров, на всю высоту здания! Впоследствии при всяком моём посещении Музея ДПИ я с опаской поглядывал во двор между музеем и училищем, но злосчастная труба, слава Богу, не появилась, и мелкий грех причастности к какому-либо академизму в очередной раз миновал меня. Думается, несмотря на то, что ЛВХПУ превратилось в академию (А.Штиглица), нафталинным академизмом там не пахнет. Где же (спросите вы) он, голубчик, обитает? Обозрим Москволенинград: Москва давно пала под ударами модернизма (кто-то скажет "постмодернизма", - и ошибётся, но кто-нибудь вспомнит Академию И.С.Глазунова, - и докажет, что ошибаюсь я); но Санкт-Петербург стоит несокрушимой цитаделью подлинного академизма! А, если конкретнее, твердыня академизма - институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина. И "примкнувший" к нему колледж им. Б.И.Иогансона (бывшая СХШ).

Т.Юшманова (студентка 3 курса Академии живописи, ваяния и зодчества) "Праздник", 2000г.

Как в этих заведениях умеют гранить таланты, пусть рассказывают сами таланты, а мы послушаем и присмотримся со стороны. Передо мной же стоит пример одного из учителей моих - Андрея Ивановича Хаустова, который, учился в СХШ на живописца, был заподозрен в формализме и насильно отлучён от живописи на пороге ЛИЖСА им.И.Е.Репина. Это заставило его выучиться в ЛВХПУ "всего лишь" на скульптора (как выясняется, хорошего), и остаться в истории искусства автором замечательного надгробия А.С.Даргомыжскому в некрополе Александро-Невской лавры в Петербурге. Академизм может проявляться в любых видах искусства: живописи, графике, скульптуре и т.д. Однако, на мой взгляд, особенно неотразим (в хорошем смысле слова) академизм в живописи. Академическая сюжетная картина - я бы сказал - квинтэссенция академизма! Встречи именно с такой картиной ждёшь с волнением, приходя на ежегодные выставки дипломных работ выпускников института им. И.Е.Репина, на выставки преподавателей этого института. Живопись, по-моему, обречена быть вершиной и остриём академизма, так как в отличие от скульптуры, и тем более архитектуры, менее зависит от новейших технологий. Поэтому, воспевая современный академизм, стоит делать упор на академическую живопись. Но есть трудность непустячная - определить какая живопись более академическая, а какая менее.

А.Быстров (профессор института им. И.Е.Репина) "Гладиаторы", 2000г.

К сожалению, в этом важном вопросе нельзя доверяться функционерам самой РАХ (Российской Академии художеств), - они ангажированы. А ведь есть ещё у нас в МЛ (вы знаете об этом) Академия сверхкартины, взращённая В.Чеботарём! Если считать 250-летие РАХ ведомственным праздником, то В.Чеботарь должен быть от него отлучён за академическое раскольничество и ересь. Но при широком обзоре россиянского академизма противоречивая фигура В.Чеботаря видится необходимой (о нём книга С.Виноградовой и А.Сушко "Неизвестный Чеботарь, или художник, который не любит дождь". СПб, 2002). Взявшись судить по большому, МЛ-скому счёту, заметим, что недостатки В.Чеботаря частично присущи даже самому президенту РАХ Зурабу Константиновичу Церетели. Оба живописца-академиста нет-нет да отвлекутся от своего божественного предназначения и потратят драгоценное время своё на скульптуру или (Господи, прости) на архитектуру. Конечно, З.Церетели давно заслужил право работать как угодно, но В.Чеботарь, пока не явлена миру сверхкартина, не имеет, я думаю, привилегии разбрасываться. А взять живописца и преподавателя института им. И.Е.Репина Х.Савкуева, - и его потянуло на бронзу. Так не годится, судари! Академическая живопись - это высокое служение и самоотречённое послушание.(Скульптуру и архитектуру оставьте обыкновенным "профи".) К огромному нашему счастью, институт им. И.Е.Репина по сей день куёт настоящих академистов от живописи. Глядя на их полотна, вспоминаешь бессмертные строки Н.В.Гоголя: "Чистое, непорочное, прекрасное, как невеста, стояло пред ним произведение художника. Скромно, божественно, невинно и просто, как гений, возносилось оно над всем. Казалось, небесные фигуры, изумленные столькими устремленными на них взорами, стыдливо опустили прекрасные ресницы. С чувством невольного изумления созерцали знатоки новую, невиданную кисть. Все тут, казалось, соединилось вместе: изученье Рафаэля, отраженное в высоком благородстве положений, изучение Корреджия, дышавшее в окончательном совершенстве кисти. Но властительней всего видна была сила созданья, уже заключенная в душе самого художника. Последний предмет в картине был им проникнут; во всем постигнут закон и внутренняя сила. Везде уловлена была эта плывучая округлость линий, заключенная в природе, которую видит только один глаз художника-создателя и которая выходит углами у копииста. Видно было, как все извлеченное из внешнего мира художник заключил сперва себе в душу и уже оттуда, из душевного родника, устремил его одной согласной, торжественной песнью. И стало ясно даже непосвященным, какая неизмеримая пропасть существует между созданьем и простой копией с природы. Почти невозможно было выразить той необыкновенной тишины, которою невольно были объяты все, вперившие глаза на картину, — ни шелеста, ни звука; а картина между тем ежеминутно казалась выше и выше; светлей и чудесней отделялась от всего и вся превратилась наконец в один миг, плод налетевшей с небес на художника мысли, миг, к которому вся жизнь человеческая есть одно только приготовление. Невольные слезы готовы были покатиться по лицам посетителей, окруживших картину. Казалось, все вкусы, все дерзкие, неправильные уклонения вкуса слились в какой-то безмолвный гимн божественному произведению". Таковы, разумеется, не только картины "репинцев", но и лучшие работы студентов московской академии, возглавляемой подвижником Ильёй Сергеевичем Глазуновым. Из "репинских" я бы выделил недавно показанную в Большом зале Санкт-Петербургского дома художников картину молодого живописца-академиста М.Моргунова "Рыбаки". Наблюдая успехи нынешних академистов, ощущаю некоторый разлад с Геннадием Ивановичем Алексеевым, выставившим живописца-академиста (Знобишина) в романе "Зелёные берега" этакой мишенью для иронических стрел: "- А не хочется ли тебе, Знобишин, хотя бы иногда писать что-нибудь другое и как-нибудь иначе? - спрашиваю я неожиданно для себя. - Нет, не хочется , - спокойно отвечает Знобишин , - совсем не хочется . Не мое это дело. Твое это дело. Каждому свое, старина. Ты творишь для вечности, а я для завтрашнего вторника и послезавтрашней среды. У этих скромных дней текущей недели есть свои культурные запросы. Вот я их и удовлетворяю. Это моя миссия. - А почему же ты, Знобишин , столь уверен, что создан всего лишь для вторника? Почему ты столь непритязателен и столь кроток? Никто ведь не обрекал тебя на служение текущей неделе, ты сам себя на это безжалостно обрек! - А потому что я знаю, на что способен, и не обольщаюсь наивными надеждами. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. - И ты не тоскуешь по журавлю? - Тоскую иногда . Особенно, когда его вижу. К примеру, когда вижу твою живопись. - Но ведь когда-то, Знобишин , я писал совсем как ты: "Натюрморт с двумя луковицами", "Тучкова набережная", "Озерная тишина"... И ничто не говорило мне о том, что я могу писать иначе. - Если стал писать так, значит, что-то говорило, - замечает Знобишин довольно резонно." К месту ли, не к месту, но покаюсь: я до сих пор не удосужился прочесть диссертацию Г.Алексеева на соискание учёной степени кандидата технических наук "О художественном синтезе современной советской архитектуры и монументально-декоративной живописи" (1965г. Архив СПГАСУ). Да будет моим оправданием прочность бюрократических устоев альма-матер и нехорошая "причёсанность" подобных текстов. Как выглядит официальная бумага, пусть даже написанная поэтом, я уже показывал. Сегодняшняя академическая живопись не чета советской, - безнадёжней! Вот бы не "многоглагольствовать обильно и бесплодно", а предъявить здесь, к примеру, "Рыбаков" М.Моргунова. Ан боязно: чёрт его знает, это авторское право, - куда оно нас заведёт? И, к тому же, катарсис (а′ля Н.В.Гоголь) можно испытать только перед подлинной картиной, - никак не репродукцией! P.S. Каюсь, прошляпил: "Рыбаки" угодили в Сеть ,вероятно, одновременно с моими разглагольствованиями. Н.Федотов. Октябрь 2007 г. Москволенинград